Опубликовано ср, 07/10/2015 - 20:10
Из 1,5 млрд мусульман не меньше 20 млн живет в России. Использование ссудного процента, а значит, и многих других финансовых услуг противоречит принципам их религии. Решение есть: исламские финансы — быстро растущая отрасль не только на Востоке, но и на Западе. Однако есть вероятность, что в ближайшие годы они начнут развиваться и в России, тогда страна получит доступ к рынку капитала размером почти $2 трлн.
Исламские финансы. Начало
Ислам — вероучение, одобряющее бизнес. В Коране вопросам предпринимательства посвящен не один стих, в Сунне ("житии") пророка Мухаммеда таких мест еще больше. Вполне естественно: и до, и после принятия на себя руководства мусульманской общиной он был успешным купцом.
Исламский закон, шариат, и смежный с ним фикх, то есть исламское право, создали разнообразные форматы организации имущественных отношений членов общины, в том числе отношений в сфере товарооборота. Придется немного поупражняться в арабском языке: все контракты носят арабские названия, они уже стали частью профессионального лексикона финансистов, как и английские термины, сегодня понятные без перевода.
Один тип контрактов, пользуясь современным языком,— инвестиционный. В их рамках каждый из участников получает доход только в том случае, если деловое предприятие увенчалось успехом. Так происходит, например, в мушараке, то есть товариществе: прибыль делится сообразно установленным в учредительном договоре долям, убытки — пропорционально участию в капитале. Похоже устроена мудараба, она же доверительное управление или коммандитное товарищество. Разница в том, что денежный капитал вносит пассивный участник, реализацией проекта занимается предприниматель, который инвестирует свои способности, время, здоровье, наконец. Принцип раздела прибыли тот же, что в товариществе. А вот убытки каждый несет по отдельности. Убыток предпринимателя, если к нему нет претензий как к управляющему,— истрепанные нервы и вмененные издержки, убыток финансиста — утраченные деньги.
Столь непривычное для нас восприятие денег как ровни другим факторам производства является одной их характерных черт исламской экономической доктрины. На самом деле это не новинка. О том, что деньги не имеют внутренней стоимости и потому представляют собой не товар, а технический инструмент, обслуживающий реальный бизнес, говорили еще Аристотель и Фома Аквинский. В XVII веке протестанты, а в XIX веке и католики официально отказались от табу на нормальный ссудный процент как цену денег (позиция православия на уровне церкви так и не сформулирована). Ислам же ввел постулат нетоварности денег в самую сердцевину веры — в Коран. Поэтому контракты, нормирующие правоотношения, которые порождают долг, так же как и инвестиционные форматы, обходятся без процента.
Основные контракты долгового типа — мурабаха, то есть купля-продажа с наценкой, иджара — аренда или лизинг, салям — авансирование, товарный форвард, истисна — подряд. Экономика халифата была хорошо монетизирована и даже была источником денег для раннесредневековой Европы. Поэтому денежный долг был распространенным явлением. Конечно, говорить о том, что запрет на взимание процента не нарушал никто и никогда, было бы наивным. Однако такие случаи не носили массового характера.
В самом конце XIX века в Кембридж попали без малого 150 тыс. документов из "генизы", архива одной из каирских синагог. Собрание оказалось поистине уникальным. В нем содержатся записи начиная с 870 года н. э., преимущественно бумаги купцов и финансистов. Поскольку они имели самые широкие деловые связи за пределами еврейской общины, и не только в Египте, в документах довольно полно отразилась экономическая история большой части исламского мира. Уже в наше время профессор Принстонского университета Абрахам Удович пришел к выводу, что при ведении бизнеса мусульмане последовательно соблюдали предписания и запреты своей религии.
Таким образом, в исламской части мира добавленная стоимость возникала только из операций с реальными активами — товарами и услугами. Но если деньги не признавались товаром с собственной стоимостью, то мусульманин, обладавший свободной наличностью, был вынужден мириться с тем, что она лежит мертвым грузом и не приносит дохода? Вовсе нет! Не переча воле Аллаха, он не мог отдать их в рост, и финансовой деятельности как массового занятия (ростовщики-иноплеменники и собственные греховодники не в счет) в халифате в привычном нам понимании не существовало. Чтобы получить доход на свои деньги, правоверный должен был вложить их в дело, подвергнуть предпринимательскому риску, обратить в товар, то есть некую полезность, обладающую потенциальным спросом. Товар не нашел спроса? Что ж, в другой раз. Уповай на Аллаха и помни: "аль-гунм биль-гурм" — "трофеи по потерям". Если без афоризмов и идиом, это значит: "Право на доход обусловлено ответственностью за сопряженные расходы и возможный убыток".
Этот исламский правовой постулат утверждает одну из важных особенностей шариатского бизнеса. Это специфическое отношение к риску: он обязательно должен присутствовать в сделке. В тот момент, когда ты вкладываешь деньги, у тебя не должно быть оснований для стопроцентной уверенности в том, что они вернутся к тебе, да еще с прибытком. Это не нуждается в пояснениях в случае с мударабой или мушаракой. Однако и в долговом исламском контракте государство встает на защиту твоего интереса всей мощью закона и аппарата принуждения, только если ты выполнил свою часть обязательств, то есть поставил своему клиенту обещанный реальный актив. Иными словами, в тот момент, когда связанные с собственностью на объект сделки риски его утраты, повреждения, несоответствия спецификации перешли от тебя к покупателю, и тот стал твоим должником.
Еще на заре ислама риск понимался в духе чикагского профессора Фрэнка Найта: как измеримая вероятность измеримых потерь. Все, что кроме того,— неопределенность. А дальше дорожки расходятся. Шариат не допускает извлечения дохода из неопределенности. Сделка под условием будет рассматриваться как ничтожная. Резон прост. Когда параметры трансакции могут толковаться каждой стороной на свой лад, это способно вызвать споры, трения и даже вражду, что недопустимо среди единоверцев. К тому же материальный выигрыш, обязанный своим возникновением неопределенному событию, скорее всего, неадекватен затраченным усилиям. Хуже того, он — элемент спекуляции, игры с нулевой суммой, не связан с созданием новой ценности, с умножением богатства общества. Такой выигрыш несправедлив, а справедливость является важнейшей целью и условием исламской экономической деятельности.
Подрыв и возвращение к устоям
Жизнь время от времени вносила диссонирующие штрихи в эту идеальную картину.
Уже в начале второго тысячелетия в Европе завоевал популярность так называемый contractus mohatra, позволявший обходить запрет на процентное финансирование. Слово "mohatra" — арабского происхождения, и это родство говорит о многом. Чем ближе к нашему времени, тем эти штрихи становились все шире и ложились все гуще. Дошло до того, что Османская империя, которая до своего развала в начале 1920-х годов заявляла о себе как о преемнице халифата, в 1840 году стала выпускать казначейские облигации под 8-12% годовых.
По-настоящему устои были подорваны, когда исламские страны во второй половине XIX века оказались вовлечены в европейскую колониальную экспансию. Западные ценности оказались привлекательными, и действие породило противодействие. Родилась идея, что мусульмане обязаны сохранять и всячески проявлять свою особую идентичность, которая способна оградить их от воздействия капиталистической и социалистической концепций. Одним из способов проявления этой идентичности называлась экономическая деятельность "по шариату", поскольку она публична и потому видна всем.
В 1963 году молодой египетский инженер Ахмед ан-Наггар, который отчасти черпал вдохновение в подобных идеях, положил начало исламскому банкингу. Другим источником для него послужил опыт европейских сберегательных учреждений кооперативного типа, особенно немецкой Sparkasse. Проект получил название "Сберегательный банк Мит-Гамра" по имени принявшего его местечка в дельте Нила. Сегодня это — центр алюминиевой промышленности. А в 1963 году это была безнадежная глубинка, населенная крестьянами, ремесленниками и мелкими торговцами.
Задачу перед собой ан-Наггар поставил титаническую: привить местным жителям привычку к регулярным сбережениям, притом с соблюдением шариатских норм. В "Мит-Гамре" была опробована ставшая стандартом для исламских финансовых институтов модель, основанная на мударабе. Клиент мог открыть срочный (инвестиционный) вклад с пониманием, что банк становится доверительным управляющим, прилагает все усилия к тому, чтобы обеспечить доход и возврат основной суммы, но вправе не выплатить ни то ни другое, если в силу рыночных причин или форс-мажора соответствующие активы окажутся бесприбыльными или убыточными. Также предлагался сберегательный счет. Если его владелец на протяжении определенного срока последовательно наращивал остаток, то он мог получать небольшие короткие беспроцентные займы. За три года совокупный объем срочных вкладов вырос вдвое — с первоначальных 35 тыс. египетских фунтов до 70 тыс. ($1,2 млн в деньгах 2015 года), а сберегательных — впятеро, с 25 тыс. фунтов до 125 тыс. ($2,2 млн). В пользу вкладчиков распределялось 80% прибыли банка. А просрочка была равна нулю.
Однако ан-Наггар смотрел на свой банк прежде всего не как на коммерческое предприятие, а как на институт развития.
Банк был закрыт властями в 1967 году в разгар очередной кампании против сторонников политического ислама, хотя "Мит-Гамр" не позиционировался как исламский банк. Говорили, правда, что к этому моменту бизнес попросту зашел в тупик.
"Мит-Гамр" сошел со сцены, но финансовая деятельность на исламский лад не пресеклась. В том же 1963 году на другом краю исламского мира, в Малайзии, была создана Сберегательная корпорация для мусульманских паломников (Muslim Pilgrims Savings Corporation; сегодня носит название "Табунг Хаджи"). Она работала по той же модели, что и египетский банк, однако не только пережила его, но со временем превратилась в огромный фонд, функционирующий до сих пор. Этим она обязана целенаправленной и очень успешной политике властей по превращению страны в мировой центр исламских финансов. Подобного не было, да и нет в Египте. Сегодня в этой самой густонаселенной мусульманской стране на исламские финансовые институты (ИФИ) приходится 4-6% банковских активов против 21% в Малайзии.
Второй расцвет
Тот исламский банкинг, который мы знаем сегодня, возник лишь в 1975 году. Невозможно реконструировать логику, которая двигала его инициаторами — отдельными мусульманами и целыми государствами. Но она могла быть и такой. Скачок цен на нефть, последовавший за нефтяным эмбарго 1973 года, привел к тому, что доходы шести монархий, образующих Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), в 1975 году вырос по сравнению с 1970 годом в 30 раз. Причем, к примеру, у Саудовской Аравии рост был сорокакратным, а Объединенные Арабские Эмираты получили вообще в 200 раз больше. Отчего было не замахнуться теперь на святая святых современного капитализма — его банковско-финансовую систему? Отчего было не навязать ей свои правила, свои принципы во славу Аллаха? Тем более что денег, казалось, было столько, что обеспечение любого числа исламских банков капиталом любого размера выглядело делом безусловно выполнимым.
Впервые идея создания организации, которая бы занималась распределением финансовой помощи, направляемой богатыми исламскими нефтедобывающими странами единоверцам в Азии и Африке (а заодно добавляла первым политического веса), оформилась на рубеже 1973-1974 годов как инициатива Алжира, Саудовской Аравии и Сомали. И хотя эта организация со штаб-квартирой в саудовской Джидде подавалась именно как Исламский банк развития (ИБР), о том, что она будет функционировать в соответствии с нормами шариата, речь поначалу не шла. Соответствующее положение появилось только ближе к концу 1974 года в проекте устава банка. Интересно, что из 25 стран, подписавших в 1975 году учредительный договор ИБР, только у Египта и Малайзии имелся какой-то опыт исламских финансов, а три инициатора проекта не допускали открытия исламских банков на своей территории еще много лет.
К слову, хотя в Саудовской Аравии исламские банковские услуги, по подсчетам EY, занимают уже половину рынка, власти королевства до сего времени официально не признают ни сам термин, ни описываемую им деятельность. Эта странность, граничащая с лицемерием, объясняется довольно просто: если признать, что в стране двух главных мусульманских святынь есть исламские банки как отдельная категория, прочие банки тут же становятся как бы неисламскими, ростовщическими, греховными, чего допустить, конечно, невозможно.
Одновременно, в том же 1975 году, на свет появился первый коммерческий исламский банк. Его создал и профинансировал крупный дубайский застройщик Саид аль-Люта. Сегодня этот сухонький старичок, которому перевалило за девяносто, разумеется, не занимается напрямую ни делами банка, ни прочих частей основанного им фамильного бизнеса. По большей части он проводит дни так и там, откуда вышел сам: в простоте бедуинского стойбища в пустыне. Но 40 лет назад бывший ловец жемчуга, основавший в 1956 году первую строительную компанию в Дубае, направил всю свою веру, активность, деньги и огромные связи при дворе правителя эмирата на то, чтобы в очередной раз сделать что-то впервые, причем уже не в масштабах страны, а всего исламского мира (да и мира в целом). Его первенец, банк "Дубей аль-Исламий", он же "Дубай Исламик Бэнк" (ДИБ), сохранял свою исключительность на рынке ОАЭ 22 года.
Это, по крайней мере внешне, напоминает историю его младшего собрата — "Кувейт Файнэнс Хаус" (КФХ), исламского банка, открытого в 1977 году в Кувейте и на сегодня пятого по величине исламского финансового института в мире. КФХ оставался монополистом еще дольше — вплоть до 2003 года. Срок мог быть хотя бы немного короче, но этот гигант, применив всю мощь административного ресурса, три года сдерживал попытки внести поправки в национальный закон о центральном банке, открывавшие дорогу созданию в стране новых исламских банков.
Если в начале XXI века открытие исламского банка — процесс отработанный и понятный, в середине 1970-х годов ни готовых шаблонов, ни рыночной традиции, ни полного понимания того, что собой он должен представлять с операционной точки зрения, не было. Не было ясности и насчет того, как обеспечить соответствие деятельности банка шариату, и даже насчет того, какие способы финансирования применять вместо кредитования под процент. Тот же аль-Люта принес в свой банк управленческую манеру, выработанную в то время, что он возглавлял строительный бизнес, и собственное понимание шариата. Хотя и ДИБ, и ИБР быстро осознали целесообразность сотрудничества с религиозными экспертами, улемами, привлекая их для консультаций и издания фетв, шариатские советы, к тому времени уже ставшие отраслевым стандартом, эти банки назначили лишь в 1999 и 2003 годах соответственно.
Невзирая на все эти проблемы, уже во второй половине 70-х возникло еще полдюжины исламских банков. Через 25 лет, под конец века, их было около 200 с совокупными активами около $200 млрд. За последовавшие 15 лет масштаб бизнеса ИФИ прирос на триллион с лишним.
Нынче на рынке представлено исламское страхование (такафуль), инвестиционные компании, управляющие компании и их совместные фонды. А с конца 90-х годов финансовый мир знаком с таким инструментом, как сукуки. Для удобства их называют исламскими облигациями, хотя это полностью затушевывает их суть. Это не долговой инструмент, а сертификат участия, оформляющий проведенную по особым правилам секьюритизацию, чем-то схожий с паем ПИФа.
Сейчас исламский финансовый сектор — это примерно $1,8 трлн, 532 организации (так считает Thomson Reuters; у The Banker цифра меньше, 360, но он отбрасывает те ИФИ, которые не откликаются на просьбу прислать ему свою отчетность), 38 млн клиентов только у банков минимум в 37 странах. Конечно, общая сумма исламских финансовых активов кажется не такой внушительной на глобальном фоне. Но, с другой стороны, найдешь ли сегодня в развитых странах банки со среднегодовым темпом роста активов в 15% и выше?
Средство от кризиса?
Нельзя утверждать, что ИФИ не заметили кризиса, начавшегося в 2008 году. Ту его стадию, когда лихорадило финансовые рынки, эти институты прошли на ура. Это естественно: шариатский запрет на спекуляции и попытки заработать на неопределенности не позволяет им держать на балансе соответствующие активы, которые могут в одночасье стать "токсичными". Но когда дело дошло до падения реальных активов, ситуация изменилась к худшему. Особенно болезненным оказалось падение цен недвижимости, на которую традиционно приходится немалая доля активов ИФИ. В Заливе было зафиксировано несколько банкротств и предбанкротных ситуаций, а также несколько случаев неплатежей по сукукам. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что другой крупнейший центр исламских финансов, Малайзия, не пострадал.
Кризис западной финансовой модели подогрел интерес к исламской альтернативе. Пока нет оснований считать его массовым. Но выпуск сукуков "Голдман Сакс", "Номурой", "Дженерал Электрик", если брать наиболее известные частные компании, Англией, Гонконгом, Люксембургом, ЮАР, если упоминать суверенных эмитентов, отражают эту тенденцию.
Вообще-то для Запада иметь дело с исламскими финансами не в новинку. Исламские "дочки" есть у Ситибанка, HSBC, Standard Chartered Bank, Credit Suisse и многих швейцарских банковских бутиков. В Швейцарии с прошлого века базируется крупнейшая исламская банковская группа "Дар аль-Маль аль-Исламий", принадлежащая саудовскому принцу Фейсалу, а первый исламский банк в Европе появился вообще в 1978 году в Люксембурге (до наших дней он не дожил). Интереснее то, что в последние годы правительства довольно многих неисламских стран как на Западе, так и на Востоке корректируют национальное законодательство, чтобы исламские банковские и финансовые услуги на их территориях были не менее удобны и не более дороги, чем традиционные. В этом ряду стоят Великобритания, Китай (Гонконг), Люксембург, Сингапур, Франция, ФРГ, Чехия, Южная Корея, Япония. Цели прагматичны и очевидны: привлечение средств исламских инвесторов, рост доходов от организации эмиссий и листинга, повышение лояльности местных мусульманских общин.
Исламская Россия
Ну а что у нас-то, в России, с ее неутолимым аппетитом к иностранному капиталу, проектом международного финансового центра (пока еще не оставленным, по крайней мере формально), немаленьким мусульманским населением?
С капиталовложениями — не очень. Это $100 млн и $60 млн полученных казанским банком "Ак Барс" в 2014-м и 2011 годах в рамках синдикации, да $20 млн, взятых в долг "Глобэксом" у ДИБ в 2006-м. Есть сведения, что трижды российские компании — застройщик, региональный мобильный оператор и территориальная электросеть — выпускали сукуки. Суммы, впрочем, неизвестны, а основные этапы сделок проводились за рубежом. Аналогичные планы ВЭБа и ВТБ так и остались на бумаге, хотя последний даже открыл представительство в Эмиратах.
В различных наработках для московского МФЦ исламское финансирование не упоминается вовсе. Между тем в Казахстане не только объявили о намерении превратить создаваемый МФЦ в Алма-Ате в пункт входа исламских инвестиций для всего СНГ, но и предпринимают практические шаги. В частности, существенно видоизменив закон об исламском банкинге от 2009 года.
Что касается внутреннего рынка, то здесь ограниченная активность наблюдается с 1998 года. Тогда был учрежден банк "Бадр", вскоре объединенный с родственным ему Форте-банком. Специализировался он на обслуживании внешнеторговых сделок с мусульманскими странами, но был лишен лицензии в 2006 году (без прямой связи с особенностями его бизнеса). В 2008 году махачкалинский Экспресс-банк предложил клиентам исламскую дебетовую карту, которая использовалась в том числе как техническое средство при предоставлении потребительского финансирования. Банк был лишен лицензии в 2012 году (тоже без связи с этими операциями). С 2011 года Эллипс-банк из Нижнего Новгорода оказывал исламские услуги через специально созданный филиал "Восток Капитал". По большей части это была иджара (лизинг) коммерческих транспортных средств. Подразделения "Восток Капитала" открылись в Уфе и Саратове. В 2013 году банк попал на санацию, исламский бизнес, который так и не вышел на сколько-нибудь заметные объемы, был забыт. Банк, однако, разработал ряд интересных подходов к исламским сделкам в условиях российского регулирования.
Действующих банка тоже три. У Татагропромбанка есть управление исламского финансирования, подготовившее соответствующую типовую документацию. Но какие-либо операции не ведутся. Азия-банк с марта 2015 года позиционирует себя как исламский, хотя, судя по интервью председателя правления, исламское направление не является эксклюзивным и соответствующие услуги предлагает "исламское окно". Описания своих исламских продуктов банк не публикует, так же как и состава шариатского совета, что не позволяет судить о соответствующем направлении его деятельности. Наконец, в России работает "дочка" крупнейшего исламского банка в мире "Мелли Иран" — Мир бизнес банк. В его продуктовой линейке — комиссионные услуги для юридических лиц, в основном расчеты, техника которых в исламских и обычных банках не различается.
Страховая компания "Евро-полис", не переставая заниматься традиционным страховым бизнесом, в течение 2012-2014 годов проводила эксперимент с такафулем. Эксперимент был признан неудачным, направление было закрыто, хотя разработанная шариатским советником "Евро-полиса" модель отличалась новизной и приспособленностью к российским условиям.
Управляющая компания, входящая в группу БКС, с 2008 по 2014 год имела в числе своих фондов фонд "Халяль", ориентированный на исламских инвесторов. Хотя результаты фонда были менее волатильны в сравнении с другими продуктами УК БКС, его доходность была довольна скромна, в том числе из-за незначительного количества пайщиков и малого размера.
Настоящая жизнь исламских финансов в РФ сосредоточена в так называемых исламских финансовых компаниях. Пионером здесь была "Юмарт Финанс", открывшаяся в Казани в 2010 году. Спустя год ее поглотил также казанский финансовый дом "Амаль". Сейчас это крупнейший игрок, предлагающий физическим и юридическим лицам исламское финансирование в форме мурабахи и иджары. Компания также принимает под своим брендом инвестиционные вклады, но в данных операциях, в согласии с законом, выступает лишь как "перевалочный пункт" для средств клиентов, которые записаны в книги филиала одного из местных банков. Однако именно "Амаль" выполняет роль мудариба, и обеспечиваемая им доходность превышает 15%.
Два других участника этого рынка существенно меньше и находятся в Махачкале. "Лариба Финанс" работает с 2011 года, "Масраф" — с 2013-го. При этом "Лариба Финанс" зарегистрировано не как популярное ООО, а как товарищество на вере, что лучше соответствует исламским принципам.
Совокупный годовой оборот всех трех компаний экспертами оценивается в 2 млрд руб., в то время как в Азия-банке потенциал рынка на трехлетнем горизонте видят эквивалентным $18 млрд. Какие-либо расчеты, правда, не приводятся, лишь отмечается, что предпосылкой является создание благоприятных условий для исламского финансирования.
МАКСИМ ШИШКИН
Подробнее: http://kommersant.ru/doc/2821007