Утраченная многополярность: генезис олимпийского миропорядка

Влиятельный спортивный деятель и учёный Пётр Виноградов выступил 25 лет назад со статьёй «“Грабли” для Путина»[1], в которой предостерегал российские власти от повторения советских ошибок в области спорта. По его словам, спортивная политика России страдает от проолимпийского лоббирования и де-факто обслуживает интересы Международного олимпийского комитета, а не общества и государства. Изгнание российского спорта из «олимпийского царства» напоминает об этом предостережении, предельно обнажая зависимость спорта России от установленного МОК спортивного миропорядка.

Полемика 2022–2024 гг. относительно (не)участия отечественных атлетов в Олимпийских играх-2024 в Париже свидетельствует об экзистенциональном кризисе в российском спорте. Апеллируя к экономическому прагматизму, политики ратуют за санкции для элитных атлетов, массово меняющих спортивное гражданство[2]. А спортивные деятели называют их «кусками идиота»[3] и не видят проблемы в утрате «мягкой силы». Накал страстей указывает на важность понимания истоков этого кризиса.

Миропорядок МОК как образец и контрпример

Спорт иногда представляют как образец социального порядка[4]. Упорядоченность мировой спортивной системы под эгидой Международного олимпийского комитета, действительно, создаёт некую иллюзию гармонии. МОК называет свои игры чемпионатом чемпионатов, вершиной мирового спорта и его модельным образцом. Ярусами ниже расположены международные, континентальные и национальные чемпионаты и кубки по видам спорта. Подножием пирамиды служит массовый, низовой спорт. Хорошо известна апология спортивного миропорядка под управлением МОК. Так, утверждается, что Олимпийские игры создают позитивный экономический эффект, дают импульс развитию принимающих регионов и стран в целом. Элитный спорт и олимпиады якобы обладают вдохновляющим эффектом в отношении низового спорта. А также являют образец гуманистического спортивного сотрудничества.

На деле эти тезисы лишены научных обоснований. Зарубежные экономисты пришли к консенсусу относительно того, что принимающие страны не получают положительного экономического эффекта от спортивных мегасобытий[5]. Владимир Андрефф объясняет экономическую невыгодность олимпиад теорией победителя аукциона. Поскольку баланс издержек и выгод при проведении крупного мероприятия заранее неизвестен, верх берёт наиболее завышенная оценка[6]. Систематический обзор Шторма и Денстадли не выявил вдохновляющего эффекта мегасобытий, включая олимпиады[7]. Рассматривая Игры МОК с позиций гуманистической философии, известный теоретик спорта Владислав Столяров находит их наихудшим образцом спортивного сотрудничества[8], не имеющим ничего общего с замыслом Пьера де Кубертена[9].

Не менее спекулятивен тезис «спорт вне политики»: бойкоты и отстранения стали обыденным явлением для международного спортивного движения, а сам миропорядок МОК всегда был тесно связан с международной политикой.

МОК «вне политики»: отстранения, бойкоты, альтернативы

Тезис «спорт вне политики», по сути, является лишь риторическим приёмом, отстаивающим автономию олимпийского движения как специфического, исторически сложившегося инструмента культурной дипломатии внутри системы современных международных отношений.

Традиция политически мотивированных отстранений конкретных стран и бойкотов Олимпийских игр имеет давнюю историю. В 1990–2010 гг. Игры МОК избежали крупных неучастий. Однако ранее подобная дискриминационная практика была серийным явлением, ставившим под сомнение значимость этих мегасобытий. Следуя политической конъюнктуре, МОК иногда накладывал символические санкции на отдельные страны, не приглашая их к участию. После Первой мировой войны это были Австрия, Германия, а также ставшая советской Россия. После Второй мировой – Германия, Япония и Болгария. В 1964 г. от участия в Токийской Олимпиаде были отстранены спортсмены из ЮАР (из-за политики апартеида запрет сохранялся до 1988 г.). Также от участия в Играх отказались сборные Индонезии и КНДР. Таким образом они выразили протест против решения МОК не допустить к Олимпиаде спортсменов, принявших участие в Играх новых развивающихся сил (Games of New Emerging Forces GANEFO)[10].

Гораздо чаще проводимые МОК Игры игнорировали сами государства. Олимпиаду 1956 г. в Мельбурне бойкотировали семь стран по трём поводам: Суэцкий и Венгерский кризисы, а также допуск команды Тайваня. Последнее дало основание Китаю игнорировать игры МОК с 1956 по 1976 год. Бойкот Олимпиады-1976 в Монреале поддержали четыре страны Азии и 30 государств Африки, протестовавшие против политики апартеида в ЮАР. Ввиду начала войны в Афганистане США и ещё 65 стран бойкотировали Олимпиаду в Москве 1980 года. Ответа со стороны СССР и ещё 16 стран удостоились Игры в Лос-Анджелесе-1984. Олимпиаду в Сеуле в 1988 г. проигнорировала Северная Корея, её союзник Куба и ещё пять стран[11].

Альтернативы Играм МОК регулярно возникали во второй половине XX века. Во время взаимных бойкотов США и СССР прошли легкоатлетический турнир Liberty Bell Classic 1980 в Филадельфии, а также игры «Дружба-1984» в Москве. В 1963 и 1967 гг. Индонезия и Камбоджа провели Игры новых развивающихся сил, собравшие на пике участия более 50 стран. Показательным примером экономической альтернативы являлись Игры доброй воли 1986, 1992, 1996 и 2001 гг. – чуть менее затратные, но производившие схожий медиапродукт. Хотя их учредитель медиамагнат Тед Тёрнер настаивал на отсутствии конкуренции с МОК, американская пресса задавала вопрос: «Что есть Игры будущего? Это Игры олимпийские или доброй воли?»[12] Кроме тех альтернатив в первой половине XX века успешно проводились другие соревнования, прямо называвшиеся олимпиадами и позиционировавшиеся в качестве альтернативы играм МОК.

Многополярный спорт 1920–1930-х годов

Между Первой и Второй мировыми войнами глобальный спорт был многополярным и отражал три конкурирующих социально-политических проекта: социал-демократию, буржуазный национализм и коммунизм. Важно подчеркнуть спортивное измерение противоположных полюсов: раскол шёл по линии социальная инклюзия versus эксклюзивность спорта.

Олимпийское движение являлось объектом критики «левых» спортивных движений за фетишизм рекордов, поощрение национализма, а также влияние буржуазных ценностей на спорт.

Одержимость элитными атлетами и рекордами дегуманизировала спортивное движение МОК, уводя его от целей физического воспитания к элитизации и недоступности спорта[13]. Декларируя викторианский идеал любительства, МОК уже в 1920-е гг. породил феномен лжелюбительства, способствуя трансформации руководимого им спорта из формы активного досуга в профессиональное шоу[14]. «Левые» спортивные движения, напротив, продвигали инклюзивную версию любительства, основанную на социальной солидарности и широком низовом участии. Значение имели не рекорды, а активное втягивание в спорт различных слоёв населения[15].

Социалистический рабочий спортивный интернационал (или Люцернский, ЛСИ) обладал наибольшей поддержкой по числу вовлечённых людей и низовых организаций. Также ЛСИ регулярно проводил собственные Рабочие Олимпиады (РО). Они оказались успешным проектом, выдержавшим семь изданий: одно неофициальное, три летних и три зимних. Дебютная Рабочая Олимпиада 1921 г. прошла в Праге. Заметный размах приобрела РО ЛСИ во Франкфурте 1925 года. Вершиной же стала РО в Вене 1931 г., доступная для всех, независимо от способностей. В ней приняли участие более ста тысяч атлетов, тогда как на «буржуазных» Играх МОК в Амстердаме 1928 г. и в Лос-Анджелесе 1932 г. собралось всего 2883 и 1408 элитных спортсменов соответственно[16]. Олимпийское движение МОК, или «буржуазно-националистический» спорт, как обозначали его «левые» оппоненты, располагало второй по масштабу низовой поддержкой.

Красный спортивный Интернационал (КСИ) обладал третьей по численности глобальной сетью. Работавшее при поддержке СССР, «красное» спортивное движение рассматривается историками скорее как политическая организация, средство коммунистической агитации и подготовки к мировой революции. Главными событиями КСИ стали спартакиады в Москве[17]. Фашистские перевороты в Австрии и Германии подтолкнули «левые» спортивные течения к сближению. КСИ примкнул к ЛСИ в едином проекте Народной Олимпиады 1936 года. Тогдашний памятный постер противопоставляет нацистской Олимпиаде МОК в Берлине (со свастикой под олимпийскими кольцами) антифашистскую альтернативу – Народную Олимпиаду в Барселоне[18]. Начавшаяся в Испании гражданская война стала причиной переноса уже подготовленного события. В итоге Народная Олимпиада состоялась в 1937 г. в Антверпене[19].

СССР как причина гегемонии МОК

Народные олимпиады не были возобновлены после Второй мировой войны во многом из-за «правого разворота» СССР в мировой спортивной политике. Де-факто именно поддержка Москвы определила современную гегемонию МОК как «суверена» глобального спорта. Детали переговоров чиновников советского спорта и функционеров МОК изучены недостаточно. Лишь недавно выявлено активное обсуждение руководством МОК интеграции СССР в 1942 году[20]. Однако причины сближения очевидны.

Олимпийские игры под эгидой МОК с их лозунгом «Быстрее, выше, сильнее!» выглядели более удобной площадкой для демонстрации символического превосходства социалистического строя над капиталистическим. Традиционно считалось, что «правый разворот» в советской спортивной политике начался лишь после Второй мировой войны вследствие вступления СССР в МОК. Недавние исследования указывают на роль комсомольского вождя Алексея Косарева и футбольного деятеля Николая Старостина как архитекторов гонки за рекордами в советском спорте, стартовавшей уже в 1934 году[21]. Этот новый правый тренд шёл вразрез с изначальными левыми целями советской спортивной политики 1920-х гг., направленными на массовое физическое воспитание и создание кадрового резерва армии[22].

Вступление СССР в МОК оказало комитету двойную услугу: и как средство забвения тесного сотрудничества с нацизмом, и как способ устранения конкурента в лице олимпиад ЛСИ. Именно стратегический альянс с «красным» СССР как ведущей державой-победителем нацизма позволил «буржуазному» МОК утвердить гегемонию в международном спорте. Для стран социалистического блока сотрудничество с МОК обернулось как преимуществами, так и потерями. С одной стороны, демонстрация символического могущества действительно какое-то время имела место, что отмечают западные историки[23]. С другой стороны, ради показного эффекта «мягкой силы» социалистические страны принесли в жертву изначальную цель левой спортивной политики – развитие низового спорта.

Издержки реального олимпизма для России

Решение присоединиться к олимпийскому движению привело к перерождению социального порядка в советском спорте, смысл которого постепенно свёлся лишь к установлению рекордов и обеспечению наивысших результатов на Играх МОК. Юрий Власов критически высказывался об этом в 1980-е гг.: «Всё, даже формирование спортивных секций в маленьких провинциальных городах, направлено на достижение главной задачи: рекорды, золотые медали»[24]. Ранее осуждавшееся лжелюбительство стало негласной нормой. Исходная цель – добиться широкого вовлечения в массовый спорт вне зависимости от навыков и таланта – утрачивалась. Декларируемый курс «на развитие массового спорта» стал фигурой речи в официальной риторике функционеров[25].

Помимо негативного влияния элитного спорта на развитие массового, олимпийское «перерождение» сопровождалось ещё рядом проблем. Речь о перепроизводстве в элитном сегменте, высоких затратах на его содержание, негативных последствиях ранней профессионализации в детском и юношеском спорте. Издержки «производства элиты» вели к пробелам в гражданском воспитании, образовании и культурном уровне спортсменов, а вместе с «бременем славы» – иногда и к низкой морали «героев спорта», к проблемам социальной адаптации после яркой, но короткой спортивной карьеры. Другим последствием стала проблема падавшего уровня научных знаний среди тренеров и функционеров, рекрутировавшихся из той же среды[26].

История «левых» олимпиад фактически предана забвению. В учебниках истории спортивных вузов 1980-х гг. спортивное движение ЛСИ описано весьма кратко и тенденциозно в стиле критики социал-демократии с позиций ленинизма[27]. Учебники 2000-х гг. пишут о «левом» спортивном движении в прежнем советском духе, но ещё короче. Напротив, движение МОК представлено в позитивном свете и в большом объёме[28].

Причиной «правого разворота» советского спорта являлись соображения международного престижа. Однако инсайдеры отрасли критиковали последствия установившегося «миропорядка МОК» уже в 1960-е годы.

С началом перестройки критика лишь усилилась. Эксперты сходятся во мнении, что деградация низового любительского спорта в позднем СССР стала результатом чрезмерной концентрации на олимпийских успехах[29]. Проблема имела экономическую и институциональную подоплёку, возникнув вследствие как перераспределения ресурсов, так и укоренения новых «правил игры». Отвергнув «левую» версию олимпизма, отечественный спорт в итоге оказался придатком олимпизма МОК. Спорт России унаследовал «правый» институт спорта и продуцируемые им проблемы. Современные призывы Владимира Путина к перераспределению средств, направляемых на элитный спорт, в пользу массового – по сути, лишь продолжение этой длительной полемики.

«Американизация» как новый вызов спортивному движению

Во второй половине XX века спорт социалистических стран начал развиваться по лекалам «правого» национал-буржуазного олимпизма МОК. Спорт капиталистических стран, напротив, адаптировал идеи «левой» спортивной политики. Последние породили современный феномен фитнес-бума и европейскую политику «Спорт для всех»[30]. Начиная с 1960-х гг. данный феномен принял форму открытых соревнований массового участия (в таких видах спорта, как бег, лыжи, велоспорт, плавание, триатлон), где лучшие практики организации следуют этосу «левого» спорта[31]. Однако развитие такой формы обнаружило новую проблему – нарушение баланса интересов между обществом и бизнесом, как следствие гиперкоммодификации спорта массового участия.

Спорт в Европе традиционно рассматривается как социальный феномен и сфера добровольной деятельности. Управление этой сферой находится в приоритетном ведении некоммерческих организаций, таких как спортивные федерации и низовые клубы. Данная схема служит социально-полезным инструментом перераспределения: поступающие извне доходы (как правило, со стороны бизнеса) направляются на нужды спорта. Причём МОК как донор играет в этой схеме важную роль.

Контрастом европейской модели служит американская, где спорт ориентирован на извлечение прибыли.

Таким образом, проблемой для Европы является «американизация» – то есть коммерциализация и гиперкоммодификация спорта, деформация «правил игры» в сторону американского подхода. Для массового спорта это прямо выражается в многократном росте взносов атлетов за участие в соревнованиях, экономической недоступности спорта. Одной из причин является отсутствие надлежащего руководства «полем».

Архаичная зацикленность на рекордах и одержимость МОК соревнованиями лишь элиты приводит к утверждению на глобальном «поле» спорта массового участия альтернативных суверенов. Характерный пример – триатлон. Он возник в США как следствие фитнес-бума 1960-х гг., ввиду фактического экспорта европейской «левой» спортивной политики. В 1980-е гг. неолиберальный тренд в экономической политике привёл к коммерциализации и коммодификации нового спорта, где слово-символ Ironman оказалось коммерческой франшизой. В конце 2000-х гг. американская модель активно экспортировалась в другие страны. Сегодня собственник франшизы, коммерчески ориентированная World Triathlon Corporation, с её палитрой дисциплин и международным охватом, де-факто является конкурентом МОК в плоскости спорта массового участия[32]. Секрет успеха франшизы – право собственности на слово, в просторечии означающего железную дистанцию триатлона и её победителя. Сложившаяся экономическая конфигурация работает в интересах конкретной фирмы со штаб-квартирой в США. Поток её доходов формируется региональными бюджетами, локальными спонсорами и взносами атлетов из других стран. Первое в России событие франшизы прошло в Санкт-Петербурге в 2021 году. Более двух тысяч россиян заплатили по 215 евро за участие в «оригинальном» триатлоне Ironman 70.3. Идентичные «неоригинальные» гонки десятью годами ранее стоили от 1300 до 2000 рублей[33]. Другой пример «американизации» – марафонская «рокировка» Москвы 2013 года. Речь о фактическом упразднении старейших пробегов России с переименованием их в новые, «аналогичные западным». Ключевое отличие лишь в двадцатикратно выросших стартовых взносах[34]. Эти примеры – лишь иллюстрация общемировых процессов.

Заключение: изгнание как шанс?

В 1920–1930-е гг. олимпиады левого рабочего движения являлись успешной альтернативой буржуазно-националистическим олимпиадам МОК. Современный спорт массового участия наследует инклюзивному этосу левого спорта, однако новый феномен удаляется от идеала инклюзивности вследствие неолиберальной гиперкоммодификации. Одна из причин – фокус МОК на элитарной модели, тогда как для инклюзивной модели нет единого образца и некоммерческого органа глобального управления.

Во второй половине XX века альянс МОК и советского спорта привёл к монополии Олимпийских игр и гегемонии МОК в спортивном миропорядке. СССР фактически отверг декларированный им идеал «левого» спорта ради его экстенсивной эксплуатации как инструмента «мягкой силы». Сегодня видно, что модель «быстрее, выше, сильнее» достигла логических пределов. Свидетельством тому является нерешаемая, по сути, проблема допинга[35], а также победоносное участие трансгендерных женщин (де-факто биологических мужчин) в женских соревнованиях.

Изгнание России как правопреемницы СССР из миропорядка МОК ставит под вопрос условия той негласной сделки. Очевидным препятствием к её пересмотру являются укоренившиеся в российском спорте «правила игры», т.н. эффект колеи. Внутри спортивной отрасли России основной реакцией функционеров на введённые санкции стали сетования на нарушение принципа «спорт вне политики» и одновременное выражение надежды на возврат к прежнему состоянию, призывы освоить внутри России финансирование международной спортивной деятельности по прежним олимпийским лекалам с параллельно начавшейся массовой сменой спортивного гражданства наиболее перспективными атлетами[36].

Реакция академического сообщества была иной. С марта 2022 г. учёные говорили о необходимости переосмысления целей и задач спортивной политики России[37], ратовали за выход из МОК к новому олимпизму, включая отказ от признания монополии МОК на Олимпийские игры[38], указывали на возможность перезагрузки «правил игры» в спорте и России, и мира[39].

В этом смысле санкции МОК 2022–2024 гг. в адрес российских и белорусских атлетов и функционеров (включая отзыв олимпийских орденов Владимира Путина, Дмитрия Чернышенко и Дмитрия Козака) дают шанс обновить спорт России и международное спортивное движение в целом. Сегодня Россия способна начать пересмотр устаревшего спортивного миропорядка МОК – это лишь вопрос политической воли.

Автор: Андрей Адельфинский, кандидат экономических наук, доцент МГТУ им. Н.Э. Баумана.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Адельфинский А.С. Утраченная многополярность: генезис олимпийского миропорядка // Россия в глобальной политике. 2024. Т. 22. № 3. С. 104–115.