Опубликовано ср, 09/12/2015 - 11:28
Довольно иронично то, как рождением Яо Мина-спортсмена, одного из самых высоких баскетболистов в истории, мы обязаны амбициям одного из самых низкорослых правителей – пришедший к власти в Китае 20 марта 1978 года Дэн Сяопин с трудом достигал пяти футов роста, что тщательно скрывалось коммунистической партией. Неизвестно, двигали ли им собственные комплексы или же тяжелое состояние страны – наследие Великой культурной революции – однако Сяопин задался целью вернуть Китаю статус мировой державы. Но, даже несмотря на удивительно высокие и стабильные темпы роста, стране понадобились бы десятилетия, прежде чем она смогла бы диктовать свою волю остальному миру на экономической, военной и дипломатической арене.
Единственная арена, на которой достижение успеха можно было ускорить, являлась спортивной. Однако за два предыдущих десятилетия Китай либо покинул, либо был проигнорирован в большинстве спортивных федераций мира, включая Международный Олимпийский Комитет, во многом из-за ситуации с Тайванем. Исключением стала Международная Федерация Настольного Тенниса, которая отвернулась от националистов в Тайпее и приняла сторону коммунистов из Пекина. Именно эта политическая прихоть возвела Китай в лидеры по игре в пинг-понг, которая у всего остального мира, мягко говоря, не котировалась.
Сорок пять лет доминирования и победы в большей части мировых турниров не принесли Китаю такого желанного уважения – сложно ожидать восхищенного шепота, если твоя нация сильна лишь в «этой смешной игре с маленькими шарами», как о ней высокомерно отзывались в те годы американцы. В верхах китайского руководства понимали, что им нужно всерьез браться за футбол, волейбол и баскетбол, и вернуться в олимпийское движение. Сяопин решил не охотиться за двумя зайцами сразу, и в 1979 году, сразу после нормализации отношений с Вашингтоном, отбросил проблему с Тайпеем в сторону и вернул Китай на олимпийскую арену.
До Олимпийских игр в Лос-Анджелесе оставалось пять лет, и Коммунистическая партия воспользовалась своим преимуществом над конкурентами – бесконечными людскими ресурсами и возможностью распоряжаться их судьбами – поголовно отправив китайских подростков в тренировочные лагеря в рамках «Национальной стратегии золотой медали». Три тысячи школ тренировали четыреста тысяч человек по всей стране в дисциплинах, которые обещали богатый урожай медалей, пусть даже некоторые из них, как, например, спортивная гребля, не имели никаких исторических корней в Китае.
Ничто не могло удовлетворить комплексующую нацию больше, чем результат Игр в Лос-Анджелесе – именно здесь в далеком 1932 году Китай дебютировал в Олимпийских играх, и именно здесь объявил о своем возвращении на Олимп: пятнадцать золотых медалей, ни одного спортсмена-перебежчика, и ласковый прием в лоно олимпийского движения со стороны других стран. Решение китайских властей присоединиться к бойкоту московских игр в 1980-м (продиктованное банальным отсутствием на тот момент спортивных кадров, могущих принести существенный результат) и выступить в 1984-м заставило американских лидеров радостно потирать руки – то была первая за долгое время победа над Советами в коллективном сознании жителей Запада – и оказывать усиленную поддержку китайцам. Их делегации даже была оказана честь первыми поднять флаг на территории олимпийской деревни, что и было сделано 14 июля 1984 года Чжоу Чжинсианом.
Так начался длящийся уже три десятилетия стабильный подъем Китая в олимпийском медальном зачете, который на целый шаг опережает экономическое развитие страны. Перед каждыми играми Коммунистическая партия ставит перед своими спортсменами амбициозные цели, недостижение которых сурово карается. К 2004 году, когда олимпийское движение вернулось к месту своего рождения, в Афины, Китай всерьез соревновался с Соединенными Штатами за вершину итогового зачета, и оказался всего в трех золотых медалях позади, породив, тем самым, мечты о победе на домашней Олимпиаде в 2008 году. Амбиции страны отобразились в умопомрачительной церемонии открытия на стадионе «Птичье гнездо» в Пекине, когда во главе китайской олимпийской сборной, состоящей аж из четырехста семи человек, встал самый высокий знаменосец в истории Игр – Яо Мин, словно башня возвышавшийся над всеми остальными.
Мечты Дэна Сяопина сбылись.
К тому моменту Национальная Баскетбольная Ассоциация уже яро наступала по всему миру и прекрасно осознавала маркетинговый потенциал Китайской Народной Республики. Дэвид Стерн, которому лига фактически обязана своим нынешний процветанием, впервые рванул в Китай еще в 1989-м, когда НБА уже транслировала свои матчи в Европе, проводила игры регулярного чемпионата в Японии, и драфтовала игроков из Советского Союза. Стерн заявился в Китай со сделкой, которая, казалось, позволит ему приоткрыть двери на самый большой рынок мира – он собирался предложить китайскому государственному телевидению пакет из бесплатных трансляций и проведение предсезонных матчей лиги на китайской территории. Однако привыкшему к роскошному приему в других странах комиссионеру пришлось ждать в приемной штаб-квартиры китайского телевидения почти час, а затем еще и объяснять чиновникам кем он является. Его первая попытка завершилась встречей с каким-то бюрократом из низших эшелонов, который прочитал Стерну нудную лекцию о роли телевидения в просвещении (но никак не в развлечении) масс.
Однако, что бы так не говорила партия, массы жаждали развлечений. Стерн получил этому подтверждение, когда спустя пару дней во время экскурсии по императорским захоронениям гид шепотом сообщила ему, что является большой фанаткой «красного быка». Речь, конечно же, шла о «Чикаго Буллс», за успехами которых гид следила по контрабандным записям матчей. Комиссионер воспринял этот случай как знак того, что не все еще потеряно, и спустя год бесконечных переговоров уломал китайское телевидение на показ матчей НБА в записи. Китайским фанатам довелось увидеть первое чемпионство Джордана, чей успех, как ничто другое, представлял собой баланс между индивидуальностью и интересами сообщества, который так старались найти в результате кризиса самоидентификации китайцы.
Следующим логичным шагом стал поиск китайского Джордана, что поначалу казалось невыполнимой задачей – спортсмены по-прежнему воспитывались за высокими стенами коммунистического режима и фактически представляли собой собственность государства. Первым китайским баскетболистом, который сумел обратить на себя внимание скаутов НБА, оказался Ван Чжичжи, семифутер с поставленным дальним броском, набиравший 11 очков и 5 подборов в среднем за матч на Олимпиаде в Атланте. Nike тут же подписывают его на три года на сумму в 75 тысяч долларов – копейки для компании-гиганта, но попросту невообразимая сумма для самого парня. Вслед за этим Университет Джорджтауна предлагает ему спортивную стипендию имени Джона Томпсона, однако всем заинтересованным сторонам и невдомек с каким интересным случаем они столкнулись.
Холодной ночью в декабре 1991 года фургон без каких-либо опознавательных знаков припарковался в ожидании своего единственного пассажира – 14-летнего талантливого парня по имени Ван Чжичжи, которого фактически похищали из стана юношеской команды, воспитавшей его. Родители Вана – к слову, бывшие баскетболисты – едва успели попрощаться с сыном, как два представителя Народно-Освободительной Армии Китая запихнули его в фургон и увезли на западные окраины Пекина, где подростку ростом в шесть футов девять дюймов предстояло стать частью самой доминирующей команды в истории страны.
Китайские «Байи Рокетс» («Байи» значит «первое августа», день основания Народно-Освободительной Армии Китая) являются аналогом советского ЦСКА и завоевывали практически каждый чемпионский титул страны с 1949 года. Армейский режим – подъем в 5:30 утра, пробежка в пять километров, две тренировки в день, программа политической агитации каждый вечер, и лишь неделя отпуска в год – успешно перемалывал любого; причем и в буквальном смысле – армейские чиновники переправили документы Вана, изменив дату рождения с 1977-го на 1979-й. Эти фальсифицированные даты будут преследовать его везде – в паспорте, в олимпийских программках, и даже в заявке на чемпионат мира-2006 пятнадцать лет спустя.
Единственным документом, содержащим подлинную дату рождения, является его армейское удостоверение, которое в дальнейшем сыграют большую роль в его спортивной карьере – в 1999 году, подначиваемый агентами Nike, Ван тайком передаст копию документа скаутам «Даллас Мэверикс». 30 июня 1999 года «бродяги» удивят мировую баскетбольную общественность, выбрав талантливого китайца под тридцать шестым пиком.
Что не учли участники истории – так это колониальное прошлое Китая. В китайском коллективном сознании весьма прочно укрепился страх перед иностранным вторжением, которое посмеет посягнуть на ресурсы страны – натуральные, интеллектуальные, или спортивные. Эта идея подкреплялась осознанием того, что наступающий двадцать первый век должен был пройти под знаменем восстающего из пепла Китая, и тем, что китайские лидеры воспринимали спорт не как бизнес или развлечение, а как проекцию национальных амбиций и интересов.
Когда в начале 1999 года американский адвокат, связанный с компанией Evergreen Sports Inc., совместно с генеральным менеджером «Шанхай Шаркс» попытались склонить Яо Мина к подписанию предварительного соглашения (к слову, абсолютно невыгодного для самого спортсмена) о представлении его интересов, вся китайская республика зашлась праведным гневом. Выбор «Даллас Мэверикс» еще больше усугубил ситуацию – армейские командиры Вана, потрясенные попыткой (в их представлении – вторжением) тогдашнего владельца команды Роса Перо-младшего встретиться с талантливым парнем и подарить ему ковбойскую шляпу, отказались впускать американскую делегацию на территорию служебной части.
Пройдет целых два года, прежде чем китайские власти, в попытке закрепить шансы своей заявки на принятие Олимпийских игр в 2008 году, позволят Вану присоединиться к «Далласу». Семифутер прибыл в расположение «Мэверикс» 30 марта 2001 года. А 13 мая 2002 года, сразу же после вылета своей команды из плей-офф, поставил под угрозу отношения НБА и Китая – лейтенант Ван Чжичжи, по условиям договоренности между властями своей страны и менеджментом НБА обязавшийся проводить каждое межсезонье на родной земле в составе своей национальной команды, не явился на рейс до Пекина. Опасаясь, что рано или поздно Коммунистическая партия решит прервать его заокеанскую карьеру, и что «Мэверикс» не выдержат давления с их стороны и не продлят с ним контракт, Ван покинул Даллас и отправился в Лос-Анджелес, где собирался поучаствовать в летней лиге и добиться нового контракта.
Центровой добился своего и выбил трехлетний контракт на шесть миллионов из Элджина Бэйлора, генерального менеджера «Клипперс», а вокруг него, тем временем, уже бушевал ураган международного скандала. Китайская общественность в ярости заклеймила его предателем. Ван Чжичжи потерял место в составе национальной команды, а вместе с этим и потенциальные миллионы от рекламных контрактов – НБА, не рискуя усугубить свои шансы на китайский рынок, потихоньку задвинула мятежного игрока на задворки своей маркетинговой стратегии. Заокеанская карьера китайского центрового, в итоге, оборвется в 2006 году, когда от него откажутся «Майами Хит». Оставшийся без средств к существованию Ван публично обратится к властям Китая о просьбе разрешить ему вернуться домой.
В отличие от Вана, ставшего символом непреодолимых различий между Востоком и Западом, Яо Мин – единственный достойный конкурент для Чжичжи на площадках КБА – стал тем самым пропуском на китайский рынок, о котором уже больше десятилетия мечтал Стерн. После продолжительных переговоров, в ходе которых китайские власти ясно дали понять, что отпустят игрока лишь в том случае, если он будет выбран под первым номером драфта, «Хьюстон» совершил судьбоносный выбор. Партия на этом не успокоилась и последующие три года проверяла Яо на прочность, пытаясь убедиться, что тот не последует примеру своего предшественника и не опозорит свою страну предательством.
«Он – великий сын нашего народа»
Долгожданный приезд китайского центрового в Техас привел лигу в экстаз. Несмотря на то, что Яо потребовалась пара месяцев, дабы кое-как приспособиться к заокеанскому темпу игры, чиновники НБА, уставшие от десятилетия осторожной поступи по китайской земле, ногой распахнули дверь на рынок страны, открыв офис лиги в Пекине, запустив китайскую версию своего сайта, и подписав в кои-то веки более-менее прибыльный контракт с двенадцатью региональными телестудиями на трансляцию в общей сложности 168 матчей НБА (больше, чем в два раза, по сравнению с предыдущим годом). Дабы закрепить успех, лига даже спродюссировала документальный фильм о первом сезоне Яо в НБА, а также телепередачу, по ходу которой китайский центровой обучает группу рефери и функционеров лиги искусству тайцзи. Кадры с Яо, произносящим на китайском и английском фразу «Я люблю эту игру», стали олицетворением рассвета в отношениях НБА и Китая.
Игра в ответ полюбила Яо Мина. Трансляции матчей «Хьюстон Рокетс», за сезон до этого привлекавшие лишь миллион телезрителей, приковывали к экрану до тридцати миллионов китайцев, превратив ее в самую любимую команду Китая и самую просматриваемую в мире на тот момент. Когда в декабре 2002 года портал Sohu организовал прямой чат с Яо, к нему подключились сразу девять миллионов фанатов, обрушив серверы сайта сразу в шести крупнейших городах страны. Представители китайской диаспоры в США потянулись на баскетбольные арены, дабы вживую понаблюдать за новым символом своей страны, которая так долго страдала от имиджа Мао Цзедуна и резни на площади Тянанмен. Неазиатские фанаты игры полюбили Яо за то, что он стал окном в доселе неизведанную и казавшуюся враждебной китайскую культуру. Приход Яо Мина перенес глобализацию НБА на новый уровень.
Апофеоз этих событий наступил в октябре 2004 года, когда Яо привез первые матчи под эгидой Национальной Баскетбольной Ассоциации на китайскую землю. Матч между «Хьюстон Рокетс» и «Сакраменто Кингс» не имел никакого значения со спортивной точки зрения, но никогда еще предсезонная игра не значила так много – для страны, помешанной на баскетболе, и для лиги, помешанной на этой стране, данный матч означал встречу между самым быстро растущим бизнесом в мире с самым большим рынком на планете.
Дэвиду Стерну больше не приходилось объяснять чиновникам низшего звена причину своего пребывания в стране – он, наконец, сидел в VIP-ложе.
Китай, музы и миф о Черной Мамбе. Закат карьеры Кобе Брайанта
Как Китай собирается стать суперсилой и выиграть Чемпионат мира